Сергеева Т. Торт немецкий – Баумкухен, или в тени Леонардо 18+

Журнальный гид

Татьяна Александровна Сергеева родилась в Уссурийске в 1943 году, по первой специальности врач, работала врачом «Скорой помощи», врачом сборной СССР по спортивной гимнастике. Окончила факультет кинодраматургии ВГИК по специальности «кинодраматург, литературный работник телевидения». Работала старшим редактором литературно-драматической редакции Хабаровского краевого телевидения. Член Союза журналистов. Печаталась в периодических изданиях Дальнего Востока. Повесть «Вольные упражнения» (изд. «Компас Гид», 2018) отмечена литературной премией «Заветная мечта» как «лучшее произведение для детей и подростков, об их отношениях с миром взрослых».

Сергеева Т. Торт немецкий – Баумкухен, или в тени Леонардо : Роман / Т. Сергеева // Нева. – 2021. - № 6.

Роман выдержан в лучших традициях популярной исторической прозы. Этот жанр в России достаточно забыт, уступив место любовным бульварным псевдоисторическим произведениям. В этом жанре специализировался Борис Акунин в своих ранних произведениях. Неспешное повествование в виде воспоминаний петербургского обывателя, жившего в конце 18 века. Рассказ о собственной жизни перемежается с воспоминаниями об известнейших людях того времени. И, прежде всего, о жизни Николая Александровича Львова, нашего, почти забытого русского Леонардо.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из романа: 

 ...Как только Анна Иоанновна, герцогиня Курляндская, обосновалась на русском

троне и вслед за ней прибыл в Петербург ее всемогущий любовник Иоганн Эрнст Бирон, потянулись за ними многие их соотечественники в надежде на легкие заработки и быстрое обогащение. В известных петербургских домах стало модно нанимать немецких и голландских поваров, их даже специально выписывали из-за границы. Насколько мне известно из семейных преданий, в Россию был выписан чуть ли не самим Бироном и мой дед, поскольку славился он своим кулинарным искусством по всей Курляндии.

Семейство его к тому времени состояло из моей бабушки и двух сыновей-близнецов, семи или восьми лет от роду. В доме какого-то богатого немца дед мой счастливо трудился более пяти лет. Но вдруг разразилась неожиданная катастрофа: Анна Иоанновна умерла. Взошедшая на престол Елизавета Петровна объявила себя истинно русской императрицей, наследницей великого батюшки своего, и отправила в ссылку вместе со своими многочисленными семействами всех чиновников-иноземцев, изрядно обогатившихся под крылом Курляндской герцогини и Бирона. Не миновала сия участь и хозяина деда моего. Отправлен он был в далекий сибирский город Тобольск. Был он вдов и бездетен, но изрядно богат и расставаться со своими слугами не захотел. Да и кушать сытно и вкусно он страсть как любил. Деду моему с женой и мальчиками деваться было некуда, в Петербурге оставаться было опасно: слишком велик был гнев народный на тех самых иноземцев, крепко прилепившихся к русскому трону. На улицах по ночам не прекращались убийства и грабежи. И поехало семейство моего деда в Сибирь следом за своим господином. В Тобольске сосланный хозяин довольно быстро почил. Несколько раз пришлось деду моему менять своих господ, но в конце концов поварское искусство его получило огласку по всему городу, и оказался он в поварне самого губернатора Сибири Мятлева. Сыновья деда — мой незабвенный батюшка, Франц Николаевич Кальб, как звали его в России, и другой, любимый дядя мой Ганс Николаевич, — выросли в поварне, а точнее, как позже стали именовать это специальное строение, в кухонном флигеле.

Здесь готовилась еда и после приносилась в господский дом. Здесь же была и квартира деда, где он до самой своей смерти прожил со своим семейством. Сыновья росли, иногда не гнушались прислуживать хозяевам и именитым гостям за столом, а самое главное, перенимали у батюшки умение по приготовлению разнообразных блюд и угощений. Причем еще в те давние времена появились у каждого из них свои предпочтения, в которых они достигли весьма большого искусства. Отец мой любил и умел готовить наивкуснейшие сибирские первые и вторые блюда, а дядюшка проникся страстной любовью к изготовлению разнообразных десертов и всяких выпечек, вроде шанежек, пирогов, кулебяк и расстегаев, до которых сибиряки большие охотники. Но дед и бабушка старели, дряхлели и, так уж случилось, покинули этот мир в один год.

И поварня в доме губернатора перешла по наследству их сыновьям. К тому времени батюшка мой был женат. Матушка моя, тоже из немцев, была белошвейкой в губернаторском доме, и в 1755 году родился у них я, Карл Францевич. Дядюшка мой так и остался холостым до самой своей смерти. Едва мне исполнилось восемь лет, как умерла совсем молодой моя матушка. Остался я на попечении двух мужчин — отца и дяди, которые все сделали, чтобы я вырос порядочным, достойным человеком.

Жизнь продолжалась. Обстоятельства нашего существования в Тобольске снова изменились. Губернатора Мятлева, отправленного в чине адмирала на корабельный флот, сменил на этом посту Федор Иваныч Соймонов, личность замечательная во всех отношениях. О нем короткие заметки писать сложно. Здесь искусство романиста требуется, а не мои жалкие потуги. Подробные описания его славных деяний интересующийся читатель найдет во многих исторических справочниках. Ну а я постараюсь высказаться о нем кратко и, так сказать, официально. Иначе, любезные читатели, трудно будет понять, почему моя жизнь в определенный период оказалась тесно связанной с этой фамилией.

Итак. Сподвижник великого Петра и человек, сделавший немало для молодой России, Федор Иванович в годы царствования Анны Иоанновны оказался случайно замешан в запутанном деле некоего Андрея Волынского и был приговорен вместе с ним к смертной казни. Но прямо на эшафоте смертная эта казнь была отменена. У Федора Соймонова вырвали ноздри, он был высечен кнутом и отправлен на каторгу в Охотск.

Но года через два достигла его милость новой государыни Елизаветы Петровны. Думаю, что немалую роль сыграли здесь и слезные прошения несчастной супруги его, умолявшей дочь Петра смягчить участь преданного соратника ее отца. С трудом разыскали на каторге царские посыльные Федора Соймонова... Ему вернули все утраченные почести и разрешили жить, где пожелает. Вернулся он из столицы обратно в Сибирь вместе с женой, старшим сыном и младшей дочерью — старшая была уже давно замужем, а младшая так замуж и не вышла, после смерти матери всегда была при старике. Ну а младший его сын остался в Петербурге, где обучался строительному и архитектурному искусству. Этому человеку я многим обязан, о чем вы, мои любезные читатели, прочитаете далее.

Губернатор Мятлев был старым флотским товарищем Соймонова и вскоре предложил ему возглавить секретную Нерчинскую экспедицию, как я сейчас понимаю, созданную с целью укрепления позиций России на Тихом океане. В этом деле первым помощником ему стал старший сын Михаил. Ну, а как Федор Иваныч сменил Мятлева на губернаторском посту, то много славных дел произвел в Сибири и оставил там о себе воспоминание как о человеке требовательном, принципиальном и... добром. И, между прочим, отменил все телесные наказания. Часто повторял: «Я знаю, что такое кнут».

Я, конечно, того помнить не могу, но, говорят, до самой смерти не показывался он в публичных местах без легкого платка, прикрывавшего нижнюю часть лица с вырванными ноздрями...

Императрица Екатерина Вторая в 1763 году уважила просьбу овдовевшего семидесятилетнего старика и уволила его от губернаторства. Федор Иванович Соймонов должен был вернуться в Москву и служить там сенатором при Московской сенаторской конторе, занимаясь проблемами сибирской политики.

Старший его сын, Михаил Федорович, к тому времени настолько преуспел в горном деле, что был назначен императрицей главой Берг-коллегии в Петербурге. А младший сын, Юрий Федорович, как я писал ранее, давно обосновался в столице. У него был большой дом на Васильевском острове, он только что женился и с нетерпением ожидал приезда старшего брата. Служил он строителем или даже архитектором в Конторе строений.

Тем временем в Тобольск стали доходить упорные слухи, что в Петербург вновь стекаются немцы. Новая государыня была немкой, но поскольку любила она французских философов и даже вела с ними переписку, то к немцам вскоре присоединились французы, за ними потянулись итальянцы, греки и прочие иноземцы...

Как пустилось семейство Соймоновых в дальнюю дорогу — Федор Иванович с дочерью и Михаил Федорович, взявший на себя все дорожные хлопоты, — так с ними отправились и мы — два повара немецких кровей, не пожелавших более оставаться в Сибири, да с ними я — малолеток, девяти лет от роду.