Джамгарян Виктория. Бекар Альцгеймера 16+

Журнальный гид

Виктория Джамгарян родилась в г. Грозный в 1976 году в семье военного и преподавательницы сольфеджио. Школьные годы провела в Байконуре, затем училась на журфаке в КазГУ, Алматы. Потом переехала с родителями в Москву и окончила педагогический институт по специальности «Переводчик и преподаватель английского и французского языков», преподавала английский. В 2015 году пришла учиться в CWS/Литературные мастерские и осталась там работать до 2021 года. Получила второе высшее психологическое образование и работает психологом.

Джамгарян Виктория. Бекар Альцгеймера : Свидетельство // Знамя. – 2023. - № 9. _ С. 131 – 171.

Страшное в своей простоте подробное повествование о том, как близкий и безмерно любимый человек на твоих глазах превращается в ничто.  Деменция, Альцгеймер, слабоумие – для автора это одно заболевание. Постепенно человек перестает быть собой и нуждается в постоянном присмотре. Организм забывает, как правильно функционировать. Родственники и друзья попеременно переходят от надежды на лучшее к полному отчаянию, и все это длится годами.  Почему повесть названа «Бекар Альцгеймера? Термин Бекар — в музыкальной нотации знак альтерации, обозначающий отмену ранее назначенного бемоля или диеза для той ноты, перед которой он стоит. Действует до конца такта. Он отменяет все другие знаки. В данном случае произошла постепенная отмена жизни.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из повести:

Когда моя мама заболела, я не нашла книги, которая бы подготовила меня ко всему, что ждало впереди. Именно в психологическом плане. И сейчас очень хочу написать, помочь коллегам по несчастью, хотя это трудно. Слишком много эмоций, вины, сожаления и страха.

Мамы уже нет.

Пришлось стремительно эволюционировать, повышать осознанность и учиться быть в моменте. Учиться отбрасывать моральное осуждение со стороны и внутри себя. Получить сигнал отправиться штурмовать врата ада и выйти оттуда с добычей, где добыча — взросление и трансформация.

Можно было бы назвать это просто — «Альцгеймер у мамы. Крах яркой жизни», но, кажется, маме бы понравилось название «Бекар Альцгеймера», потому что термин Бекáр (фр. bécarre) — в музыкальной нотации знак альтерации, обозначающий отмену ранее назначенного бемоля или диеза для той ноты, перед которой он стоит. Действует до конца такта.

Тотальный знак отмены всех других знаков. До конца жизни.

Человека с деменцией можно воспринимать как еще одного ребенка в семье. У меня четверо детей, я знаю, о чем говорю. Некоторое время эта вольная фантазия помогает справляться с бытовыми вопросами.

На тебя сваливается внезапный ребенок, который пойдет по линии развития в обратном направлении: сначала будет тупить, потом хитрить и хамить, потом хулиганить и проявлять агрессию и в конце концов разучится ходить, говорить и сам есть. И нужно забыть, что это твоя мама, на которую ты до сих пор смотришь снизу вверх.

Никто не предполагает, что в жизни человека теряется смысл, и он от этого может заболеть. Я не умаляю достоинств правильного питания, движения и развития мозга, но мама заболела из-за недостатка смысла в жизни. На ее экзистенциальные проблемы наложился стресс, и острый психоз спровоцировал заболевание деменцией.

Мне, как родственнику, все равно, было это на уровне генов, клеток, органики или психики. Лекарств не придумано, а постепенное угасание предначертано. И мне нужно с ним справляться.

Деменция, Альцгеймер, старческий маразм или слабоумие — для меня это варианты одного заболевания, да простят меня врачи-специалисты. Человек перестает быть собой и постепенно превращается в существо, нуждающееся в постоянном уходе. Отмирают навыки, умения, привычки, знания. Сначала мозг, а затем и весь организм забывают, как правильно функционировать, и в конце концов человек умирает.

— Мам, а ты помнишь, что с тобой? Чем ты болеешь?

Мама, хитро улыбаясь, стучит пальцем по виску:

— Да мужик какой-то там сидит.

Мы с сестрой смеемся вместе с мамой. Но мы-то помним, что мужика зовут Альцгеймер. Мама пока что находит слова для поддержания разговора и еще умеет шутить, так что всё это кажется несерьезным и нестрашным недоразумением, ведь не может же наша умная и красивая мама пятидесяти девяти лет на самом деле быть в деменции по типу Альцгеймера.

Разбираем бумаги и знакомимся с мамой заново. Вот дневник с планами на будущее: на старость, оказывается, она хочет, точнее, хотела отложить двести тысяч долларов, чтобы жить и путешествовать весь остаток жизни. Вот документы о происхождении для возможного гражданства в Израиле. Так будет выгодней путешествовать, не нужно платить за большинство виз.

О, а вот кредитный договор, вот еще один, и еще их будет пятнадцать. С трудом нам удастся сохранить квартиру и переоформить ее на нас, пока мама выглядит здоровой и еще умеет расписываться в МФЦ, не привлекая внимания сотрудников.

Последние полгода она странно себя вела. Приезжала ко мне без предупреждения каждую неделю и просила денег. Ходила за мной по дому, пристально заглядывала в глаза и всегда просила одной фразой: «Ты не могла бы дать мне денежек?» При этом она приезжала в новых сапогах из дорогого магазина. Мне казалось, что мама просто большая эгоистка — трясет меня, как грушу, знает, что я не откажу.

Как из истории про игуану, которая укусила хозяина и ходила за ним три дня, в глаза смотрела. Хозяину казалось, что она ему сочувствует, а она ждала, когда яд подействует, чтобы его сожрать. Вот мама за мной ходила, точно как та игуана.

«Мам, черт возьми, у тебя пятнадцать пар сапог, зачем ты просишь у меня деньги. Ты не помогала и не помогаешь мне с четырьмя детьми, не беспокоишься о сестре, которая недавно развелась и с трудом обеспечивает себя. А я знаю, что при продаже бизнеса ты получила достаточно денег на всю жизнь, где они?» — думаю я. Но молчу, мнусь и спрашиваю:

— Сколько нужно, мам?

— Ну ты сама реши, главное, чтобы тебе не трудно было.

— WTF???

Ругаю себя: и почему я только про деньги и думаю? Оказалось, что правильно думаю. При обнаружении болезни это важный знак. Один из первых симптомов, едва слышный колокольчик. Ведь мама всегда сама зарабатывала, я думаю, что она может и сейчас дополнительно заработать уроками сольфеджио и фортепиано, она работает в музыкальной школе. Где твои деньги, мам?!

Нам очень понадобятся деньги впоследствии. Сиделки, лекарства, врачи, исследования, няня для детей, пока я занимаюсь мамой, пансионат, в конце концов. И психолог, который помогает мне не сойти с ума.

И огромные долги, которые нужно срочно выплатить, потому что нам уже начали звонить и угрожать коллекторы.

Вспоминаю, как мы пытались понять, что с мамой. Мы в семье редко созванивались, у каждого была своя жизнь, автономная. Причем это было спокойно, без обид. Раз в две недели, наверное. Но с праздниками друг друга всегда поздравляли.

И тут мама забыла поздравить меня с днем рождения. Я позвонила и шутливо спросила: что же случилось, как ты, моя родная мамочка, могла забыть этот знаменательный день? Мама удивилась и начала объяснять, что она планировала поздравить меня потом, а пока не может, еще не время. Потому что ее обидела бабушка. Мама несколько раз повторила: «Как же она могла так со мной поступить?» «Как она так могла, я не понимаю?»

Месяц назад мама вернулась из Краснодара, от бабушки.

Что именно сделала бабушка, осталось неизвестным. Факты у нас были, но что за ними стояло, уже не узнаешь. Мама так не смогла рассказать конкретно, описать свои чувства.

Мне кажется, бабушка никогда не любила маму. Не потому, что плохая, а потому, что не умела. Она пример качественной любви к себе. Крепкой такой, нарциссической. Ей важно было, чтобы умненькая девочка Лорина сначала давала поводы для гордости и хвастовства, а потом зарабатывала и делилась заработанным. Но девочка Лорина в двадцать лет вышла замуж за «не того» мужа, родила дочь — и план бабушки провалился.

Бабушка прекратила полностью общение с ней. Мама и так с детства переживала, что бабушка больше любит ее младшего брата, страшно ревновала, бесконечно ждала добрых слов, принятия, ласкового объятия.

Похоже, что она всю жизнь продолжала ждать, что та ее полюбит. И в эту поездку мама отправилась окрыленная. Как же, бабушка сама позвонила и пригласила к себе. Впервые в жизни! Мама в глубине души надеялась, что бабушка предложит ей переехать из Москвы к ней в Краснодар. Дедушки уже нет, брат живет отдельно, а она будет помогать. Мама хотела стать той самой нужной дочкой, чтобы бабушка наконец-то оценила ее. И полюбила.

Оказалось, брат обидел бабушку, без спросу взял общие деньги. Впервые за пятьдесят пять лет он выбрался из-под удушающего контроля бабушки, забрал свою часть денег и купил квартиру, чтобы в ней жить с женой. И, по версии бабушки, мама должна была заставить брата все вернуть. Но моя мама поддержала брата. Она всегда выбирала жизнь, развитие, новый опыт, движение, не было в ней этого материального.

Бабушка, поняв, что план не удался, прямо сказала маме: «Лориночка, тебе пора уезжать».

И мы можем дальше только гадать, что же произошло в маминой голове, но после этого мама заболела уже явно. Переход от первой, еще незаметной стадии ко второй произошел за месяц. От варианта, когда человек что-то немножко не помнит, до варианта, когда ему трудно объяснить, что он чувствует или хочет.

Теперь мама забывала каждое второе слово, повторяла одни и те же истории по три раза без перерыва, и постоянно повторяла: «Как она могла со мной так поступить, я не понимаю?»

Это сейчас я изучаю психологию и знаю, что у мамы случился острый психоз на фоне стресса, который и спровоцировал болезнь. Это теперь я понимаю, что все нерешенные вопросы психики продолжают преследовать человека и предлагать ему ситуации для разрешения внутреннего конфликта или принятия того, что закапсулировано в бессознательном.

Удивительным образом, болезнь помогла маме стать той малышкой, за которой ухаживают, о ком заботятся и хвалят. Но мы пока не знали, что с ней, и действовали по-другому.

Два раза в неделю мы с сестрой по очереди стали приезжать к маме. Наводили порядок, заставляли ее готовить и убирать, писали списки дел, требовали активных действий и ругали за бардак в доме. Мы уже не давали ей денег, а привозили продукты.

Заранее предупредили про день рождения сестры и попросили маму испечь ее фирменный «Наполеон». Мама сожгла коржи, промазала их магазинным кремом. Сейчас я понимаю, что она старалась на пределе возможностей. Но тогда...

Мы уже сердились. Открыто ругались и спрашивали маму: «Все, теперь лапки сложила после конфликта с бабушкой и делать больше ничего не будешь, да? Нет, мы тебе не позволим!» Или «Мам, ты почему не пропылесосила? Мы же договорились и даже поставили пылесос на проходе. Ты так и ходила два дня, спотыкаясь?» Или даже: «Мамочка, ты опять забыла? Да у тебя Альцгеймер, что ли, ты совсем ку-ку, да?»

Знакомый невропатолог приехал к маме под прикрытием представился другом сестры, который случайно рядом оказался, и они вместе решили зайти к ней в гости. Он не мог впрямую осматривать и опрашивать маму, мы еще боялись ее обидеть. Врач с ней пообщался и посмотрел на обстановку. «Да она не по-настоящему страдает. Ей просто внимания не хватает, поэтому она так себя ведет. Да вы посмотрите на нее — она ж актриса, ей нравится страдать и играть, это же понятно».

Мы выдохнули. Ну, если играет, мы ее перевоспитаем. Будем заставлять все делать. Главное, что она не болеет ничем серьезным, врач же сказал, ему лучше знать.

У меня нет претензий к врачу. Он действительно не увидел заболевания. Потому что у мамы удивительным образом во время болезни активизировалась инстинктивная женственность, и при виде любого мужчины мама выпрямлялась, добавляла во взгляд огня, и даже ее речь мгновенно менялась, она начинала обволакивать его нежным голосом, с восхищением смотрела на него и активно поддакивала всему, что он говорил. Разве эта обворожительная женщина может быть больной? Нет, она может только играть эту роль.

Кстати, у мамы эта способность осталась до самого конца. Она уже не ходила, но как только появлялся мужчина, она преображалась, и казалось, что это нежная и трепетная фея, и лежит она тут временно, еще минуту отдохнет и полетит навстречу прекрасному принцу.

Даже не знаю, рассказывать ли мужчинам, что иногда, когда женщина активно флиртует, смотрит огненным взглядом и со всем соглашается, может быть, у нее проблемы с психикой и ее стоит проверить на ранний Альцгеймер?

Да, шутить мы с сестрой начали мрачно.

Но зато мы еще могли смеяться.

Впервые я заподозрила, что с мамой что-то происходит, задолго до постановки диагноза.

Красиво звучит, правда? Вот так иногда напишешь и понимаешь, что врешь, и начинаешь разбираться, а зачем ты это делаешь?

У меня тогда только что родился четвертый ребенок, и я выстраивала семейную систему с учетом нового человека. Все изменилось и поехало, включая графики и характеры троих старших, школьников. Мне нужно было менять логистику развоза по кружкам и разным школам, находить время для бесед, обучения, развлечения, отдыха всей большой семье. И я была счастлива в этой круговерти.

Мне было не до мамы.

Бывает, что-то случается, а ты начинаешь отматывать назад, проводишь сам с собой детективное расследование и пытаешься понять, когда это началось, как развивалось, почему ты так долго не замечала предпосылок?

И вот бабахнуло, и ты топаешь по следу в прошлое, сидишь и копаешься в глубинах своей памяти. Чтобы себя оправдать, обвинить или справиться с массивом новых событий путем раскладывания по полочкам собственных воспоминаний.

Попробую по-другому.

Так вот, впервые я могла бы заподозрить, что с мамой что-то происходит, в тот момент, когда мне позвонили из банка и потребовали найти Лорину Геннадьевну и попросить ее позвонить в банк, а то кредит просрочен. Это было за полгода до постановки диагноза.

«Странно, что звонят мне», — подумала я.

— А я в каком виде у вас фигурирую в договоре, откуда у вас мой телефон?

— Лорина Геннадьевна предоставила о вас сведения.

— Я не в курсе ее кредитов, о какой сумме идет речь?

— Мы не можем разглашать конфиденциальную информацию. А вы ей кто, кстати?

— Я ее дочь, я передам маме, что вы ее ищете.

Звонили мне каждый день, примерно по тридцать раз. Это были разные телефоны, разные банки, разные люди с разными вопросами. Вначале я честно отвечала на вопросы и просила убрать из базы мой телефон. Примерно через неделю я поняла, что они дополняют базу той информацией, которую я предоставляю. Они уже знали, что я дочь Лорины Геннадьевны, что мы не живем вместе, что я ей передаю информацию и что я реально обеспокоена происходящим.

Некоторые были милы. Сочувствовали моей ситуации, спрашивали, в какое время удобнее звонить, сопереживали, что мама поставила меня в такое положение. И потом звонили в шесть утра. Некоторые сразу пытались давить на мое привычное чувство вины.

«Виктория Андреевна, что ж вы не заплатите за маму? Вам же так и будут звонить, мне вас жаль. Позаботились бы о мамочке, что ж она у вас как бесхозная. Пожалейте ее и себя».

Но особенно запомнились дивные девушки из кредитного отдела Альфа-банка. Услышали, что у меня гулит младенец, которому месяц, и занесли информацию о наличии ребенка в базу. Через полчаса звонила следующая дивная, я укладывала Нику и сбросила звонок. Через час звонила еще одна дивная девушка и объясняла, что моему ублюдку отрежут голову, а я буду рыдать и прекращу кочевряжиться, отдам все долги, а также перестану бросать трубку, когда серьезные люди звóнят. А если я так не сделаю, то я коза тупорылая, ко мне придут и вынесут все, поняла?

Сестра недавно поменяла телефон и фамилию, ей не звонили. Мы никакого отношения к долгам не имели, и нам так и не называли сумму. Угрожать можно, а уточнить сумму нельзя! В жизни не обращусь в Альфа-банк, он же для умных и свободных, как нам сейчас вещает реклама, а не для моей заболевшей мамы, которой они легко дали кредиты, а теперь третируют нас.

Конечно, я сказала маме, чтобы она выплатила все долги.

Но сил выслушивать мамины оправдания у меня не было. Да она и не оправдывалась. Просто молчала, уже с усилием придавая лицу виноватое выражение. Дементный больной часто теряет способность к распознаванию эмоций и умение проявлять их естественно. Но мы с детства знаем, что, если взрослый сердится, надо сделать виноватый вид. Мама об этом еще помнила.

Я и так каждый раз собиралась с силами, чтобы признаться в том, что мне неудобно, но знаешь, мамочка, мне тут звонили, мне так жаль, что приходится тебе об этом говорить. Там действительно все так серьезно? Много денег тебе еще платить?

Больше всего я злилась, что мама оставила им мой номер телефона. Была уверена, что она это сделала специально. Мой мозг явно не выполнял своих функций из-за зашкаливающих эмоций.

Мама как-то невнятно объясняла, что она вот в фитнес-клуб ходит, поэтому проще было взять кредит, но она уже почти все выплатила, это кредитный отдел что-то недопонял.

— Ты только не волнуйся, Викочка, там мелочь, ерунда, я со всем разберусь. Как они смеют тревожить мою девочку, все им скажу, — Ласково говорила мама, и я выкидывала из головы эти звонки до следующего раза.

Да, всего лишь через полгода я начну тихо выгрызать себе душу за то, что я не распознала, не поняла, не пошла с мамой в банк, не выяснила детали, не закрыла еще не такой огромный долг. Интересно, что у меня есть подруга, которая мне так и советовала сделать. «Может быть, лучше поехать с мамой и проверить, что там за кредиты? И с квартирой решить вопрос, взять у мамы деньги и оплатить задолженности?»

«Да ладно тебе! Это же ее деньги, я не могу так унижать маму. Это как будто я ей не доверяю».

И я сама бы сейчас так сказала:

— Все бросай, хватай маму, беги в банк, оформляй на себя генеральную доверенность, закрывай кредиты, отбирай паспорт и решай все возникающие вопросы по очереди, их еще будет много.

У мамы была квартира в Подмосковье, она давно собиралась ее продать. А тут мы с сестрой уже стали настаивать на том, чтобы мама продала квартиру и выплатила все долги. Да еще и на жизнь останется. Так нам казалось. И мы уже не задавали маме вопросов, а что же стало с ее накоплениями. Ну как же, это же неудобно, это же не наши деньги, а требовать отчета — это страшное неуважение. Но как же мы были наивны, когда думали, что этой суммы хватит!

Это потом мы узнали про долги пяти банкам около двухсот тысяч, за коммунальные услуги на триста тысяч, рассрочку за оплату фитнес-клуба и долг косметической компании за огромный золотой чемодан с косметикой, кремами и гаджетами для ухода за каждой точкой на теле.

Серьезно, массажер для ж?о?п?ы?, простите, ягодичных мышц, массажер для линии волос, а также отдельные массажеры для рук и для ног. Все было ослепительно-золотое, баночки, тюбики, кремы, массажеры, тряпки-мочалки и даже зеркала, хотя зачем три зеркала в одном косметическом наборе? Тоже для разных частей тела? Волшебные, наверное, с фильтрами. Все это переливалось и манило. Но такой китч никогда бы не прельстил мою маму. Как до нас раньше не дошло?! Мы на это богатство несколько недель взирали.

Квартиру-то мама продала. За семьсот тысяч. Мы даже видели документы. И много новой дорогой одежды, обуви и бижутерии. Но звонить из банков мне не перестали. А через месяц мама пришла ко мне и сказала:

— Викочка, а ты мне дашь денежки?

— Мам, а где деньги за квартиру?

— Так я же людям отдала.

— Каким людям?!

— Ну, этим, которые вот это тебе делают, — мама показала на телефон.

— Которые мне звонят, что ли? Ты оплатила задолженность банку?

— Ну да, ну да.

Интересно, что даже после этого диалога я не повела маму к врачу и не подумала, что у нее что-то не в порядке с головой.

Сейчас можно предположить с большой долей вероятности, что деньги у нее кто-то забрал, хотя она и успела потратить часть.

Долги же никуда не делись. И на тот момент мы даже не знали, сколько всего денег она должна. И не подумали выяснять. Хотелось продолжать жить свою жизнь. Но мы начали настаивать, чтобы мама это решала сама и срочно.