Георгий Панкратов. Крик 18+

– Давай, ну давай! – раззадоривал его физрук, сухой мужчина в возрасте. – Ничего там страшного нет, вот увидишь!

Физрук помогал со всеми упражнениями классу, поддерживал детей, так что в конечном счете не оставалось никого, кто не справлялся бы с любыми упражнениями. Когда даже девочки несколько раз кувыркнулись и получили оценки, по классу поползли смешки. Ваня понял: ситуация накалялась, но, как он ни старался, не мог преодолеть страх. Физрук призадумался:

– Ладно. После уроков можешь прийти?

Мальчик кивнул. Отзанимавшись, он взял сменку – футболку и спортивные штаны – и отправился в спортзал. Там почти никого не было, только занимались старшие мальчишки. Ваня посмотрел на них косо.

–  «Им до тебя никакого дела», – сказал физрук. – Никто на тебя не смотрит. Здесь только ты и я, идеальное время. Давай, преодолей свой страх!

Мальчик смотрел на потолок спортзала и вдруг твердо решил: не буду. Не буду смотреть туда. Зажмурюсь. Я должен, должен это сделать сегодня. Сегодня или никогда.

– Молодец! Молодец! – физрук чуть ли не танцевал над ним. – У тебя получилось! А ты говорил! А ну давай еще попробуй.

Теперь кувырок шел за кувырком – Ваня не просто делал упражнение, а наслаждался им, наслаждался тем, как легко давалось то, что вызывало страх так долго, наслаждался своей победой, собой.

С тем же чувством он шел домой – не шел, а бежал вприпрыжку, парил над привычной дорогой, за три года въевшейся в память до самого мелкого камешка. Он не вошел – впорхнул в квартиру. Но сказать ничего не успел.

–  «Надо поговорить», – сказала Мать. В груди мальчика вспыхнул холод – он знал, что с этих слов никогда не начиналось ничего хорошего. Он молча прошел в комнату.

– Что это?

В руке у матери была газета, Ваня сразу узнал ее – в отличие от обычных газет, которые клали в почтовый ящик, в этой было много рисунков и разнообразных шрифтов. Этим она и привлекла его на полке Союзпечати. Газета адресовалась молодежи.

– Я тебя спрашиваю, что это. Отвечай, когда тебя спрашивает мать.

– Газета, – сдавленно ответил Ваня.

– Это не газета, – Мать изобразила, будто плюет на страницы. – Это дерьмо собачье. Плюнуть и растереть.

– Я не знаю, – ответил мальчик. – Я не читал еще.

– И не будешь, – она раскрыла газету, листая страницы и делая вид, что останавливается на статьях. – «Фенечка» – так может называться нормальная газета? Одни придурки сюда пишут, другие продают. Это ж для дебилов! Ты что, хочешь быть дебилом, а?

– Нет.

– Так а зачем ты это покупаешь? Это для даунов, для умственно отсталых. Я для того горбачусь на рынке, продаю все эти шмотки, чтобы ты покупал такие газеты? Я тебя спрашиваю, не молчи.

– Мы собрали бутылки, – тихо сказал мальчик. – На турбазе, их много там.

– Не перечь матери! Чтобы больше никогда не покупал такие газеты, ясно?

– Я не знал, что там. Мне просто интересно, какие бывают газеты. Я хотел посмотреть. Это не значит…

Мать свернула газету в трубку и хлопнула по дивану.

– Просто скажи: я так больше не буду, и все! Все! Все! Ясно? Я. Так. Больше. Не. Буду.

– Я так больше не буду, – выпалил мальчик.

– Сменная одежда твоя где? Стирать пора.

Ваня остолбенел. Если до этого ему было просто некомфортно, то услышав этот вопрос Матери, он пришел в настоящий ужас. Только сейчас он понял, что вернулся домой без сменки – оставил ее в спортзале.

– Где, я тебя спрашиваю? Ну что ты молчишь? Что смотришь как баран на новые ворота?

Но мальчик уже не чувствовал, что может сказать хоть что-то. Ему хотелось провалиться сквозь землю, испариться, исчезнуть, не жить. Впрочем, что такое не жить? Этого он не знал. Словно сквозь дрему он слушал ругательства Матери, метавшейся по коридору в поисках пакета со спортивной одеждой, пока ее разъяренное лицо не возникло перед ним. Ваня инстинктивно отпрянул.

– Собирайся, – коротко сказала Мать.

В школе почти никого не было. Вопреки ожиданиям, в спортзале сменки не оказалось. Физрук уже ушел, и спросить было некого. Сердце мальчика сжалось от ужаса.

– Отвечай! Отвечай! – ревела над ним Мать в школьном коридоре. – Где она может быть? Где?

Ваня отчетливо помнил, что кроме спортзала, оставить сменку нигде не мог. Он больше никуда не заходил – переодевшись, прямо отсюда пошел домой. Но под натиском матери мальчик стал сомневаться во всем – в голове вдруг родилась картина, как он счастливый несется домой и закидывает сменку в мусорный бачок. Который уже хватает ковш, закидывает в специальную машину и увозит в неизвестном направлении. Наверное, стоит сказать так.

– Ой, здравствуйте, Анна Яковлевна, – Мать неожиданно расплылась в улыбке. Ваня увидел классную руководительницу и обрадовался: при чужих людях Мать никогда не будет орать. От сердца отлегло, и он заулыбался.

– Как ваши дела?

– Да нормально, вот уже собралась уходить. Уроки-то все кончились. А вы, наверное, пришли за сменкой, да?

Ваня почувствовал, как бешено колотится сердце.

– Вообще да, – улыбнулась Мать. – А вы откуда знаете?

– Так она в классе. Пойдемте отдам. Мне мальчишки старшие занесли. Ваш, говорят? В спортзале оставил.

– Такой он рассеянный у меня стал, непутевый, – Мать развела руками. – Все забывает, теряет.

– Ну, вы не ругайте его, – примирительно сказала учительница. – Мальчик учится хорошо. С физкультурой вот были проблемы, но…

– Да, физкультура – это ж разве предмет? – улыбнулась Мать.

Учительница предложила чаю, и они долго беседовали о том, что происходит в школе, в городе, стране. Между Ваней и Матерью лежал мешок со сменкой, и мальчик периодически с ужасом поглядывал на него. Он уже знал, что ничего хорошего его не ждет, и чем милее Мать с учительницей, тем больший ужас ожидает его после их прощания. Оставалось только надеяться, что они проговорят как можно дольше. Когда учительница рассказала, что мальчик хорошо пишет сочинения, Мать даже пару раз погладила его по голове.

– А у вас в классе много ругаются? – вдруг спросила она учительницу.

– Ну бывает по-всякому. Дети из разных семей, понимаете. Есть хулиганы, есть которые без родителей.

Ваня поймал себя на мысли, что часто завидовал последним. Без родителей – как же это здорово! Можно жить и делать что хочешь, думать как хочешь, никого и ничего не боясь. Впрочем, отца он не боялся, да и вообще видел его редко. Сегодня отец должен был зайти, и мальчик молился, чтобы это случилось раньше, чем они с Матерью вернутся домой.

– А то он такой, услышал слово и ну его повторять! Сел с отцом в шашки играть, и как скажет ему: Я твою дамку сейчас… Ну, вы понимаете. Слово такое, оно не матерное…

– Да, понимаю, – смутилась учительница.

Мальчик отлично помнил тот вечер. Он никогда не ругался, хотя и знал некоторые слова. А Витька, главный заводила в классе, научил его слову «трахать». Он и сам часто употреблял его – подходил и к мальчикам, и к девочкам на переменах и говорил им: «Щас я тебя как трахну». Звучало угрожающе, но как-то безопасно, что ли. Не то, что другие слова, которые даже Витька употреблял крайне редко.

Играя с отцом в шашки, он уже почти проигрывал – как вдруг заметил отличный ход: отец проморгал его, видимо, спеша поставить дамку.

– Сейчас я твою дамку и трахну! – торжествующе произнес мальчик, но больше ничего сделать не успел. Мать подошла и, схватив шашечную доску, ударила Ваню по голове.

– За что? – опешил мальчик.

– Трахнул? Ты сказал трахнул? Ты хоть знаешь, что это значит?

Ваня задумался: а вправду – и что это за слово такое, трахнул? Ну, победил, выиграл. Так за что же на него теперь орут?

– Посмотри, посмотри, бестолочь, – обращалась она к отцу. – Посмотри, кого ты воспитал. Третий класс! Теперь он у нас трахает!

Остаток дня мальчик провел в углу, стоя на коленях на гречневой крупе. Было неудобно, больно, стыдно – но главное непонятно. «Наказание должно быть справедливым, – думал Ваня. – Наказание должно быть справедливым».

– Вот я сейчас задушу тебя, и это будет справедливо! Как же вы мне надоели – и ты, и отец твой. Недоумки! – Мать толкнула Ваню на диван. Ее лицо было красным, рассвирепевшим, и мальчик быстро понял, что совет учительницы сильно не ругать его так и не помог. Испуганная кошка подскочила, проснувшись, спрыгнула с дивана и убежала в дальнюю комнату.

– Тварь! – орала Мать. – Кошку еще поранишь! Осторожно, это же животное! Ты, олух царя небесного!

Она достала штаны из пакета, несколько раз ударила ими мальчика.

– Ты до каких пор будешь над матерью издеваться! А, до каких пор, до каких пор! Кровопийца, всю кровь у меня выпил.

Внезапно Ваня ощутил, как что-то стягивается вокруг его шеи, ему становится больно и тяжело дышать. Он слышал слово смерть раньше, но не понимал, что оно означает. Не думал о ней и сейчас, но ему стало очень страшно. Он уже не слышал, что орет Мать над ним, да и вообще все звуки словно исчезли. В какой-то момент он просто начал хрипеть.

– Что ты делаешь? Ты же убьешь его!

Ваня упал на пол и сквозь слезы увидел, как отец, обхватив Мать, оттаскивает ее.

– И поделом! И поделом ему, сволочи! Слышишь ты, сволочь!!!