В. Семенчик. Консультант по любым вопросам.

Глава 5. Помогите мне найти жену!
Вспоминая все это, я успеваю совершить множество разнообразных действий. Сначала наливаю себе кофе, потом открываю сейф и извлекаю из-за стопки папок и разрозненных бумаг бутылку «Хеннесси». Свинчиваю пробку, вдыхаю благородный аромат и, с сожалением заметив, что жидкости осталось лишь на донышке, добавляю в кофе одну-единственную чайную ложку. Потом кладу на журнальный столик кипу свежих постановлений мэра, которые мне зачем-то регулярно приносит курьерша, и произвольно наклеиваю на страницы разноцветные бумажки-закладки. На верхнем листе подчеркиваю красной ручкой несколько строк, а еще ставлю на полях пару птичек: теперь каждый случайно зашедший коллега сразу увидит, что с этим судьбоносным документом хозяин кабинета успел детально познакомиться. На столе, справа от монитора, я располагаю свежие газеты, предварительно развернув их — чтобы казалось, будто они все как минимум просмотрены. Что еще? Осталось положить на видное место распечатку сегодняшнего мониторинга СМИ — и рабочая обстановка будет выглядеть вполне соответствующей моему должностному положению. Только куда же, блин, задевалась эта проклятая распечатка?! Кофе стынет, а я, как полный идиот, шарю по ящикам стола, роюсь в тумбочке...

И тут кто-то скребется в дверь. Сначала едва слышно, потом чуть громче.

— Войдите!

На пороге — Женька Грошин. На его пунцовом лице натужная улыбка, пальцы теребят узел галстука. Похоже, он пережил настоящий стресс, прежде чем осмелился нарушить мой таинственный трудовой распорядок.

Можно, конечно, встать ему навстречу, усадить в кресло, предложить чаю, но... никак нельзя. Ведь мой рабочий день насыщен до предела, минутки свободной нет! Поэтому я хмуро смотрю на непрошеного гостя, всем видом показывая, что он отрывает меня от дел государственной важности. Женька еще больше робеет и даже делает полшага назад, но все же невероятным усилием воли заставляет себя приблизиться ко мне и пролепетать:

— У меня к вам огромная просьба, Сергей Игоревич...

Он набирает воздуху, как перед прыжком в омут:
— ...помогите мне найти жену!

И, обессилев, падает в кресло. И смотрит на меня так, словно я — гениальный хирург, от которого зависит, помрет он завтра на операционном столе или будет жить долго и счастливо.

Ну что, придурок, мысленно говорю я себе, доигрался? Что теперь делать, а? Ведь он не шутит, черт бы его побрал вместе с его идиотской доверчивостью!

Тут, слава богу, распахивается дверь и в кабинет влетает Чапай. Глаза его азартно блестят — явный признак того, что в нашем коридоре намечается очередной сабантуй: видимо, у кого-то день рождения.

Заметив Женьку, Чапай притормаживает. На лице у него — неподдельное изумление. Оно вполне объяснимо: легче увидеть шаровую молнию, нежели Грошина, который осмелился в рабочее время оторвать задницу от своего стула. Обычно он сидит на нем, как намертво прикованный к веслу раб на галере.

— У вас что, ремонт затеяли в кабинете? — белозубо скалится Чапай.

Женька испуганно молчит: с Василием Иванычем отношения у него более чем прохладные. Если от других соседей по коридору Женьке приходится терпеть подначки и насмешки лишь иногда, то от Чапая — почти каждый день. Буквально на прошлой неделе наш неугомонный коллега придумал такой веселый трюк: изготовил на компьютере бланк военкомата, написал на нем, что «гр. Евгений Викторович Грошин обязан явиться 6 мая, в 7:00, для прохождения среднесрочных сборов на территории Северокавказского военного округа», распечатал, поставил снизу неразборчивую подпись — и отправил по факсу непосредственной Женькиной начальнице. Та, конечно, купилась и сдуру позвонила Ирме Витальевне — мамочке «призывника», женщине властной, грозной, с обширными деловыми связями. Она, кстати, возглавляет у нас в мэрии один из самых влиятельных департаментов (какой, уж извините, не скажу — из соображений безопасности).

Прежде, чем сам Женька узнал о «повестке», весь городской военкомат уже стоял на ушах. Военкому даже позвонили из штаба армии и ехидно поинтересовались, не поступала ли к нему шифровка о начале атомной войны с Грузией? Ах нет... Тогда с какого, блин, перепуга ответственного сотрудника мэрии, освобожденного от воинской повинности по причине редкой хронической болезни, вдруг направляют на сборы в горячую точку?! Что-что? Никого не вызывали ни на какие сборы? Ну ладно, разберемся, смотрите там — чтобы без дурацких шуток...

Конечно же, эта история быстро разлетелась по всей нашей конторе. Женьке на следующий день не давали проходу. Каждый считал своим долгом спросить, почему это он до сих пор не улетел сражаться с боевиками. А самые озорные сотрудницы, томно закатывая глаза, говорили ему, что теперь не смогут уснуть — до тех пор, пока он не отправится на Кавказ, чтобы геройски охранять мирный сон наших сограждан.

Поэтому сейчас Женька и смотрит на Василия Иваныча, как кролик на удава (лучшего сравнения тут, честное слово, не придумаешь!). Но Чапай сегодня в мирном настроении. Он лишь требует у Грошина двести рублей — на подарок скромному труженику сельскохозяйственного управления Ивану Михайловичу Корнееву, будущему юбиляру, одному из ветеранов нашего коридора.

— А между прочим, Василий Иванович, у нас тут серьезное дело, — говорю я небрежно, предвкушая небывалый сценический эффект. — Евгений Викторович жениться решил.

Чапай ведет себя как провинциальный трагик: закатывает глаза, хватается за сердце, смахивает с моего стола какую-то папку и падает на стул. Но вскоре «приходит в себя», берет телефон, быстро набирает номер и орет в трубку:

— Психбольница?! Приезжайте скорей, у нас тут у сотрудника острый приступ шизофрении! Что?! Адрес? Записывайте...

Женька вскакивает и рывком распахивает дверь. Когда он поворачивается, чтобы ее захлопнуть, у него в глазах — или это мне кажется? — блестят слезы.

— Зря ты с ним так, Василий Иваныч, — говорю я. — Он уже давно не мальчик, а у нас вон сколько девушек незамужних, надо же им за кого-то выходить.

— Ты бы сначала спросил его: Женечка, а мама тебе разрешила хотя бы думать о женитьбе? Он же без мамы даже пукнуть не смеет! Вчера захожу к ним в кабинет, а он с ней по телефону базарит: мамочка, ну можно я уже буду летние туфли носить, ну пожалуйста... Я глянул под стол — а он в зимних ботинках! Середина мая, жара на улице, блин-компот!

Чапай, конечно, прав. Если о ком-то можно сказать, что он стопроцентный маменькин сынок, так это о Женьке Грошине. Живи его мамаша в Израиле, где женщин наравне с мужчинами призывают на военную службу, она бы запросто стала министром обороны. Маниакальная страсть командовать стоила Ирме Витальевне трех или четырех разводов: мужья попросту сбегали от нее, оставляя все совместно нажитое имущество (жизнь дороже!). Женька, сын от первого брака, наблюдая трусоватое поведение кратковременных отчимов, быстро усвоил, что маму следует слушаться беспрекословно.

— Была бы у тебя такая мамаша, как Ирма, — поглядел бы я на тебя!

Чапай в ответ на эту реплику вдруг хлопает в ладоши и радостно орет:
— Эврика!!! Слушай, это будет такая хохма! Чтобы он смог внятно растолковать свою идею, мне приходится угостить его остатками «Хеннесси». Я давно заметил, что как только он начинает изъясняться восторженными междометиями, то уже не способен перейти на нормальный язык, пока не примет хотя бы рюмку. Полезное, однако, качество, размышляю я, с сожалением пряча в сейф пустую бутылку; неплохо бы и мне так научиться — глядишь, тоже иногда удавалось бы выпить на дармовщинку...

Идея у Чапая оказалась изящна и проста, как все гениальное. Понятно, что мамаша-фельдфебель ни за что не отдаст своего драгоценного мальчика в хищные руки какой-нибудь смазливой вертихвостки, рассуждал Василий Иваныч. И надо еще найти идиотку, которая бы польстилась на этого недоросля. Даже при нынешнем дефиците женихов Грошин вызывает у наших образованных конторских невест в лучшем случае жалостливое любопытство: мол, надо же, какой уникальный экземпляр, помесь древнегреческого Нарцисса, грибоедовского Молчалина и фонвизинского Митрофанушки! Поэтому задача усложняется: чтобы насолить нелюбимой нами Ирме Витальевне и женить-таки Женьку, надо преодолеть тройное сопротивление. Мамаши — раз, потенциальной невесты — два и три — самого Женьки, который, скорее всего, ляпнул мне о желании сочетаться законным браком под влиянием минуты, а как дойдет до дела, наверняка струсит и сбежит из-под венца, как еще один знаменитый литературный герой — гоголевский Подколесин.

— Логично, — согласился я. — Но нам до всего этого какое дело? Мы же не в брачном агентстве работаем, и Грошин не наш клиент.

— Да прикольно же, как ты не понимаешь! Такая хохма получится, если он вдруг женихаться станет! Тебе что, не остохренело тут сутками сидеть, как кроту в норе?

На это замечание возразить мне абсолютно нечего. За годы работы в мэрии я неоднократно испытывал острейшие приступы депрессии. С одной стороны, все вроде бы идеально (статус, зарплата, минимум трудового напряга, да еще и дешевые обеды в столовке), а с другой — тоска смертная, будто и не живешь вовсе!

Впрочем, я отвлекся от изложения гениального Чапаевского плана. Мой приятель предлагал старое, как мир, но эффективное решение: чтобы разбудить у девушек интерес к Женьке, надо представить его богатым женихом. Например, пустить слух, что он — единственный наследник американского дедушки-миллионера.

— Лучше австралийского, — поправил я. — Американский уж как-то сильно по-книжному получится, могут не поверить...

— Да хоть новозеландского! — не стал спорить Василий Иванович.